Ближний круг - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако эта уступка слишком запоздала. К тому времени Хусейн ожидал от Кувейта гораздо большего. Вероятно, он еще не решил вторгнуться в крошечный эмират, но определенно был настроен добиться существенных субсидий сверх моратория на возвращение военных займов. Меньшее его никак не удовлетворяло, особенно в свете всеобщего международного возмущения, вызванного казнью Фарзада Базофта, журналиста иранского происхождения, работавшего на лондонский еженедельник «Обсервер». Базофт был арестован в сентябре 1989 года в ходе расследования загадочного взрыва на секретном военном комплексе возле Багдада. В марте 1990 года его судили по обвинению в шпионаже и вскоре после этого казнили. Почему Хусейн казнил Базофта и таким образом вызвал серьезный международный конфликт? Скорее всего, Базофт просто оказался еще одной из жертв саддамовской мании преследования. Со времени прекращения огня в войне с Ираном Хусейн избежал нескольких попыток покушения. Первая имела место в ноябре 1988 года и, как говорили, злоумышленники намеревались сбить самолет Хусейна после его государственного визита в Египет. Вторая попытка, очевидно, произошедшая в северном Ираке в конце 1988 или в начале 1989 года, была безжалостно подавлена казнью десятков, если не сотен, офицеров. Эта попытка вселила в Саддама особую тревогу, потому что в ней были замешаны офицеры из Республиканской гвардии, элитного подразделения телохранителей. Третья попытка была предотвращена в сентябре 1989 года, в то время когда иракский лидер был провозглашен новым Навуходоносором на национальном культурном фестивале в Вавилоне. Наконец, в январе 1990 года Хусейна едва не убили армейские офицеры, когда он ехал в своей машине по Багдаду.
Этих инцидентов самих по себе было достаточно, чтобы пробудить тревогу сверхбдительного вождя. Но на фоне краха коммунистических режимов в Восточной Европе их значение было непропорционально преувеличено. Для Запада исторические события в Европе были редким моментом духовного подъема. Для Саддама Хусейна, как и для большинства арабских руководителей, это были крайне тревожные перемены. По его мнению, закат советской власти и распад восточного блока лишал арабский мир традиционных союзников и оставлял арену открытой для американско-израильского «диктата». Не секрет, что падение румынского диктатора Николае Чаушеску, который, как и Хусейн, строил свое правление на смеси страха и самообожествления, было весьма чувствительным для иракского вождя. На самом ли деле он приказал начальникам своих спецслужб изучить видеозаписи свержения Чаушеску, как широко утверждали на Западе, или нет, но, несомненно, это событие его крайне встревожило.
При столь угрожающих обстоятельствах Хусейн, очевидно, решил, что казнь британского журналиста Фарзада Базофта, вопреки просьбам о смягчении его участи со стороны Запада, послужит грозным предупреждением потенциальным заговорщикам. Он далеко не в первый раз прибегал к таким драконовским мерам. Раскрытие сфабрикованных заговоров и наказание их «участников» всегда было одним из любимых методов Саддама во имя спасения режима и себя самого. Их диапазон простирался от повешения «сионистских шпионов» в 1969 году, через казнь его коллег по СРК в 1979 и до казни злополучного министра здравоохранения в 1982 году. Казнь Базофта, однако, отличалась от этих предшествующих казней коренным образом. Другие жертвы были иракцами, так что чистки вроде бы оставались внутренним делом Ирака, тогда как связи Базофта с Британией спровоцировали международное возмущение.
Трудно сказать, отказался ли бы Хусейн от казни Базофта, если бы он предвидел всю глубину западного негодования. Ясно, однако, что всеохватывающая поглощенность Саддама своей безопасностью и его слабое представление о Западе привели его, не в первый и не в последний раз, к серьезной недооценке западной реакции. Разве мог он вообразить, что «законная» казнь одного иностранного «шпиона» вызовет гораздо больше протестов, чем судьба всего курдского сообщества?
16 июля давление на Кувейт заметно усилилось. В письме к Генеральному секретарю Лиги арабских стран министр иностранных дел Ирака Тарик Азиз повторил обвинение, что Кувейт и ОАЭ «осуществили намеренный план наводнить нефтяной рынок нефтью в количествах, превышающих установленные ОПЕК». Азиз утверждал, что эта политика оказала разрушительное воздействие на Ближний Восток: «Падение цен на нефть с 1981 до 1990 гг. привело к потере арабскими государствами 500 миллиардов долларов, из которых потеря Ирака составляет 89 миллиардов». Добавляя оскорбление к нанесенному ущербу, Кувейт непосредственно ограбил Ирак, «воздвигнув нефтяные установки в южной части иракских нефтяных месторождений Румайла и добывая дополнительную нефть». По оценке Ирака, стоимость нефти, «похищенной кувейтским правительством на месторождении Румайла способом, не совместимым с братскими отношениями», составляет 2,4 миллиарда долларов.
Признавая, что государства Залива оказывали «кое-какую помощь» Ираку во время ирано-иракской войны, Азиз доказывал, что эта помощь покрывала всего лишь ничтожную часть огромных затрат Ирака. Более того, «простой расчет показывает, что займы Ираку со стороны Кувейта и ОАЭ не исходили полностью из их казны, но были получены в результате увеличения их нефтяных доходов за счет падения нефтяного экспорта Ирака в течение войны». Чтобы исправить это положение и помочь Ираку выйти из того тяжелого экономического состояния, в котором он оказался в результате защиты «земли, достоинства, чести и богатства арабской нации», Азиз предъявил несколько требований: повышение цены на нефть до уровня выше 25 долларов за баррель, прекращение кувейтской «кражи» нефти с иракских месторождений в Румайле и возвращение 2,4 миллиардов, «похищенных» у Ирака, списание иракских военных займов, учреждение «арабского плана, схожего с планом Маршалла, чтобы компенсировать Ираку хотя бы часть его потерь во время войны».
Через день Саддам сделал следующий шаг. В обращении к народу по случаю двадцать второй годовщины «Революции» Баас, он снова обвинил Кувейт и ОАЭ в «сговоре с мировым империализмом и сионизмом» с целью «лишить арабский народ средств к существованию», добавив, что Ирак не сможет долго мириться с подобным поведением, так как «лучше умереть, чем остаться без средств к жизни». Поэтому двум государствам лучше «одуматься», сказал он, и обойтись мирными средствами. Однако, предупреждал он, «если мы не найдем защиты с помощью слов, тогда у нас не будет выбора кроме как прибегнуть к более эффективным действиям, чтобы исправить положение и обеспечить восстановление наших прав».
К несчастью, в Кувейте не поняли всей серьезности положения. Хоть они и были шокированы резкостью выражений Ирака, они все же расценили диктат Саддама как основу компромиссов, а не как ультиматум. Внутри кувейтского руководства преобладала точка зрения, что если они уступят столь наглому вымогательству, это только приведет к нарастающему шантажу в будущем. Они подозревали, что кое-какие уступки сделать придется, но намеревались свести их к минимуму. Они понимали, что нельзя не принимать во внимание опасности военных действий, но считали их крайне маловероятными, решив, что в худшем случае все сведется к захвату небольшой спорной территории, например, месторождений Румайлы или островов Бубиян и Варба, которые в прошлом Ирак настойчиво требовал сдать ему в аренду. Не прошло и 24 часов после речи Саддама, как Кувейт отправил Генеральному секретарю Лиги Арабских Стран меморандум, написанный в сильных выражениях, опровергая обвинения Ирака и выражая крайнее негодование его поведением. Братская страна, которая всегда находилась в первых рядах арабской национальной борьбы, не заслуживает такого обращения, доказывалось в послании, иракские «выражения не соответствуют духу существующих братских отношений между Кувейтом и Ираком и противоречат самым глубоким основам, на которых мы все хотим строить наши отношения. Сыновья Кувейта и в хорошие времена, и в плохие остаются людьми принципиальными и честными. Но они ни в коем случае не поддадутся угрозам и вымогательству».
Этот демонстративный ответ был последним гвоздем в гроб Кувейта. Хусейн воспринял его не только как доказательство его давнего представления о Кувейте как о паразитическом государстве, процветающем за счет тяжких жертв Ирака, он расценил его также как личное оскорбление со стороны ничтожного соседа. По мнению Хусейна, Кувейт не оказал ему (то есть Ираку) должного уважения и не воспринял его
